— Его же зарезали! Труп лечить будут? — крикнули в толпе.
Столбов показал на мобильный телефон.
— Я двадцать минут назад звонил заведующему хирургическим отделением областной больницы. У кого более свежая информация, пусть скажет. Только не кричит, а выйдет сюда, на три шага.
Толпа заворчала. Мелькнула разборчивая реплика: «Врет, как все».
— Кто сказал, что я вру? — Столбов повысил голос. — Пусть выйдет и повторит. И расскажет, когда и кому я врал. Вася, скажи, я врал тебе или при тебе кому-нибудь?
Горелин подтвердил — такого не помнит.
— Вот. Если есть, кто помнит мое вранье, — не стесняйтесь. Никто не выйдет? Тогда продолжаю. Следующая моя новость по преступлению. Бандит, порезавший Митрошкина, сейчас едет в областной Центр сдаваться милиции. Почему не сюда, надеюсь всем понятно — здесь его бы разорвали, а парень жить хочет. Да, мужики, да — повысил голос Столбов, перекрыв начавшийся ропот, — ни повесить его, ни порвать вам никто не даст. И я не дал бы. Он не убил. Отсидит лет пять, зато в Ефимовский не вернется. И семья его не вернется…
Минуты две длился ропот вроде: «Так и надо, не, пусть пожизненно посадят… где гарантия?»
— А гарантия, — опять громко сказал Столбов только мои слова. — Переговоры вел я, я и отвечаю. Чем? Своим именем. Сказал, что эта семейка к вам не вернется, — так и будет. Можно дальше говорить?
Толпа разрешила.
— И насчет вас. Генпрокурор сказал Президенту, что уголовные дела заводить не будут. За этим, в Москве, проследит Горелин. Завтра даст поручение комитету по законности в Госдуме.
Горелин подтвердил: так и будет. В толпе опять началась дискуссия — недоверчивая, но без прежней злобы.
— А пусть власть всех этих прогонит из района, кто наркотой торгует, — закричали в толпе.
Толпа подхватила, и минуты две перечисляла национальные и географические параметры всех, подлежащих изгнанию.
— Мужики, — тихо сказал Столбов, — можно сказать? Спасибо. Так вот, мужики, будет повод, будем и это требовать. Только вот что я вам скажу. — И заговорил громко, раскатисто, так что ропот затих совсем: — Скажу, что вы тоже хороши! Сколько лет в этой Колонте дурью торговали, а? Девчонка пришла туда брата спасать. А сколько лет мужики на это смотрели? Ведь все же знают, кто торгует и где торгует. Малолетка купил дозу — узнали у него, у кого. Продавца выкинули из города, малолетке — ремнем по жопе. Дважды так сделать — и никакой торговли.
— Откуда ты взялся, учитель? — визгливо крик нули в толпе.
Столбов присмотрелся:
— Парнишка, ты, ты, в белом адидасе, выйди-ка сюда. Ну, не бойся.
Парнишка забоялся, но окружающие слегка расступились от малого в белой китайско-адидасовой куртке.
— Ну-ка, скажи, ты сколько таких точек закрыл? Ты сколько наркоманов вылечил? Вылечи хоть одного, потом вякай.
Парнишка не вякал.
— А на вопрос твой отвечу. Взялся я из Зимовца. Где эту проблему решили так, как я сейчас сказал. И вы должны так же. Вот сколько здоровых мужиков! Стоит только захотеть — и все решите. И заодно точки с паленкой прикройте, чтоб не травили город дешевым дерьмом.
— А на нормальную водку, откуда деньги взять? Ты дашь? — спросил кто-то, правда, скорее со смехом, чем серьезно.
— Вот мы сейчас на обочину сойдем, машины пропустим, а то в хвосте даже автобус с детишками застрял — совсем свинство. Пропустим, и я всем желающим прочту лекцию, как заработать на нормальную водку. А сейчас, мужики, давайте-ка эту дуру стащим с дороги, — показал на вагончик. Вася, начинай, как районный Геракл!
Не успел Горелин подойти к баррикаде, как добровольцев, желающих поработать вместе с ним, нашлось столько, что чуть не поопрокидывали друг дружку. Казалось, у вагончика появились крылья, и он поплыл к обочине…
— Зря вы со мной пари не заключили, — усмехнулся Президент. — Хороший был шанс получить какой-нибудь приз от моего неверия.
— Еще не поздно, — ответил Столбов.
Трасса уже полчаса как была свободна. Ефимовцы потянулись в город, к ДК, — там должна была состояться беседа с Горелиным. Навстречу друг другу двинулись два автопотока, но не успела пробка рассосаться, как появился новый фактор беспорядка. В гудящую толчею ворвались машины с мигалками, прижали правый ряд к обочине. Ругавшиеся шоферы так и не поняли, кто пронесся перед ними.
Разговор о пари возник перед тем, как Президент попрощался со Столбовым. Свита, уже не таясь, показывала на часы: времени нет. Анатолий Дмитриевич махнул рукой: разговор закончу и поедем.
— Так какое пари?
— Я готов спорить, что меня арестуют в течение месяца. А вы говорите, что этого не произойдет. Насчет трассы оказался прав я, но теперь у вас возможность отыграться.
Дмитрич возмущаться не стал. Наоборот, вздохнул: понимаю, захотят — арестуют.
— Забавное было бы пари, — задумчиво сказал он. — Как же мне его выиграть? Придется пристроить вас на такую должность, где не тронут.
— Только в России. С языками, кроме среднеазиатских, у меня плохо, а климат тамошний не люблю.
— Мэром областного центра поработать хотите?
— Тогда пари проиграете. Год только начался, а уже двух мэров в России отстранили, и один в СИЗО.
— Может, губернатором?
— Уже интересней. Только губернатора у нас и отстранить могут, и посадить. Проиграете пари.
— Что же делать с вами? Внеочередные думские выборы устроить… Радикально будет. Кстати, помните, как вас Горелин представил бунтующему населению?
— Как вашего представителя.