Битва за Кремль - Страница 65

— Я возил Надю в «Лошадку» по два раза в неделю, — наконец сказал Столбов. — Она дни считала до каждой поездки. Однажды без спросу залезла на Мустанга — здоровый жеребец, его для взрослого оседлали. Тренер от занятий отстранил, она ревела, я уж потом перед тренером извинялся, вместе дали честное слово, что будет слушаться. Снова разреши ли заниматься.

Еще полминуты тишины.

— Я виноват перед Надькой. Хотел парня. Светке и говорил: рожай мальчишку! Не, потом, конечно, ни слова об этом ни ей, ни Надьке. А она будто понимала, что родилась вместо сына. Вела себя как пацаненок: упадет — не плачет. Еще ходить толком не научилась, лезла на деревья. В детсаду только с мальчишками возилась. Требовала мечи и пистолетики, хотела на коне с мечом скакать. Однажды я при ней Светлане что-то сказал о проблемах, а она услышал, говорит: «Я буду, папа, твоим телохранителем».

Столбов встал, распахнул холодильник, вынул из морозной камеры заиндевелую бутылку.

— Не предлагаю. В такую погоду на водку с пива переходить непросто.

«На что только я не переходила в разную погоду», — хотела, было возразить Таня. Но не стала.

— Не прощу, — рвано, зло сказал Столбов, наливая водку в бокал, — себе не прощу. Понимал же, с кем связался! Надо было Светку с Надькой отправить хоть к ее маме в Краснодар, хоть на Кипр. Не стал. Себя жалел. Хотел, чтобы каждый вечер, когда из арбитража вернусь, чтобы Надька меня на крыльце встречала и рассказывала, с кем сегодня из мальчишек подружилась, с кем подралась. Хотел, чтобы были со мной каждый вечер. Однажды пришел в сознание… А их уже нет. В земле.

Столбов выпил полбокала резким взмахом, но, похоже, не рассчитал силы — дико закашлялся. На покрасневшем лице выступили слезы.

Таня подошла к нему, ловким, уверенным жестом постучала по спине. Налила воды.

— Спасибо, — почти прошептал Столбов.

— Может, тебе одному побыть?

— А ты хочешь уйти? — отрывисто спросил Столбов. И была в этом вопросе не столько обида, сколько печальная предопределенность: кому я сейчас нужен, такой слабый?

— Нет, не хочу, — сказала Татьяна. Достала вторую рюмку.

Полпред, уже не повторяя про опасность перехода с напитка на напиток, налил и ей, и себе.

— И с той поры я один, — сказал он. — Тюрьмы не боюсь, смерти не боюсь, а вот еще одной потери — не хочу. Вообще не хочу, чтобы человек был глубоко в сердце. Чтобы меня не могли взять через него.

Выпили. Водка, верно, осталась от прежнего полпреда, и, несмотря на престижный сосуд, качества была не лучшего: Таня слегка поперхнулась.

— Мстить хотели? — спросила она.

— Да, — ответил Столбов. — Верно, только потому и выжил. Потому и сделал в Зимовце то, что сделал. Про исполнителей не думал — псы, чего на них душу тратить? А вот кого вижу, не во сне даже, просто вижу: как сидит такой упырь, нелюдь в костюме от Армани, и говорит: «Сжечь!» — «Так ведь в доме ребенок». — «Какая разница? Сжечь!» И потом едет к своей бабе. Или жене с киндером. Я понимал: чтобы до такого упыря добраться, нужно выйти на его уровень.

Столбов расстегнул верх рубашки.

— И ведь мотивация вроде бы изменилась. Понял, что могу больше чем отомстить. И забыл про месть… почти. Решил не копать, чтобы главное дело не сорвалось. Но если мне сейчас скажут: вот этот упырь вот там сейчас обитает — не знаю. Держите меня, если сможете. Поеду и руками порву.

Столбов плеснул себе и Тане, не спрашивая. Она опять поперхнулась, на этот раз полпред сам похлопал ее по спине — Таня смущенно посмотрела на него, а он впервые улыбнулся. Или выдавил улыбку.

— Трудно одному? — спросила Таня, чтобы отойти от темы мести.

— Еще как. Ты не спрашиваешь, а я понимаю, о чем думаешь. Эту проблему я просто решил. Раз в месяц сажусь на машину — и в Вологду, в соседнюю область. Бляди мне не нужны, там студенточки блядуют почище иных мастериц. Номер в гостинице снял, машину поставил, в ночник пошел, как пацан, закадрил, которая мне показалась. Ну, там танцы-шманцы, разговоров немножко, про погоду, песни и кино. Потом в номер. Порезвились. Иногда позавтракали. Я сунул гонорар в чулки и адью. И каждый раз слежу, чтобы душой не прикипела.

Столбов оборвал рассказ. Смотрел на Таню смущенно и виновато — чего я так откровенно? Вид его и вправду был как у старшеклассника, рассказавшего старшей сестре то, что не следовало рассказывать. Но хотелось.

Чтобы прервать смущение, Таня сама взялась за холодную бутылку. Себе налила чуток, Столбову чуть больше.

— Давайте Ми…

Хотела сказать: «Михаил Викторович». И поняла: если сейчас будет выкать, то обидит.

— Миша, давай знаешь за что выпьем. Чтобы ты был не один.

— А я сегодня вечером и так не был один, — ответил Столбов. — Ладно, каплю на посошок и пошли…

* * *

Дорогой Дедушка Мороз!

Мне стыдно тебя об этом просить. Мама часто говорила: просить деньги у посторонних людей нехорошо. И все равно, пожалуйста, подари мне неразменный рубль.

Мой папа работает на целлюлозном комбинате. Там делают бумагу, чтобы дети могли на ней рисовать. Папа работает хорошо, но ему и другим рабочим рабочим три года не платили зарплату. Наш комбинат обанкротился. Его купил какой-то Румер, но он тоже обанкротился. Сейчас моему папе платят зарплату за то, что он работает сейчас, но не хотят платить за то, что он работал три года. Новый директор завода говорит моему папе и другим рабочим, что если вы будете не работать, пока вам не выплатят эти деньги, то он привезет других рабочих. Директор говорит: «Подождите, я верну чужие долги по зарплате». Но папа и мама ждут уже два года.