Вы с тех пор так и не женились. Почему?
Я могу взять в жены только любимого человека, а больше терять любимых не хочу. За себя не боюсь. В меня и стреляли, и взрывали, и жгли. В восемьдесят восьмом году я два дня просидел в зиндане: полевой командир решал, что ему выгоднее — продолжить переговоры или отрезать мне голову. Так что я и Бутырки не боюсь. Но пока я не уверен, что смогу защитить свою любовь, жены, у меня не будет.
— Что скажешь, полевой эксперт? — устало спросил Столбов.
— Я по делу шухер поднимал, — ответил Батяня, — кореша мои работали. Я лишь полчаса там покрутился, пока генералы из Москвы меня не погнали — со следаками договориться всегда можно. Так вот, по беглом осмотре, все сделали грамотно, только бдительную гражданку не учли.
— Жива? — спросил Столбов.
— Жива. Если бы не она, если бы вы до моста доехали, сейчас мне говорить было бы не с кем. Засада так грамотно сделана, что хоть броней двигайся, все равно не уйти. Мост заминирован в четырех местах, и в полотно перед ним заложено — отсечь замыкающий борт. Над ручьем склон, там позиция, сделанная минимум на систему «Фагот».
— Противотанковая? — кто-то проявил эрудицию.
— Ага. Что не взорвалось, сожгли бы за полминуты до пепла.
Разговор шел в самолете, только что взлетевшим с областного аэродрома. Впереди была пресс-конференция в аэропорту с рассказом о неудавшемся покушении. Поэтому Таня следила, чтобы блуждающая бутылка коньяка у Столбова не задерживалась. Он впрочем, сам понимал.
— Отходила группа тоже грамотно и красиво, продолжал Батяня. — Местный народ говорит: они даже гнаться не стали, все поняли. Сели в два джипа закинули туда своего, который при аварии поломался. Оружие в строительный фургон. Уехали, и фургончик тотчас же разнесло — так качественно, что экспертам копаться придется долго. Но закладки взрывать не стали, я одну выкопал. Взрывчатка — прошлого года производства, никакой это не трофей из точки.
Минутная пауза. Кто-то воспользовался ею, чтобы плеснуть в пластиковые стаканы.
— Миша, — сказал Батяня, — ты должен эти выборы выиграть, хотя бы, чтобы мента, который их машину задержал, объявить Героем России. Он погиб, напарник, дай Бог, выживет.
Выпили, не чокаясь.
— Как думаешь, — спросил Столбов, — скоро ли ждать подлянки номер два?
— Чтобы совсем такой — не скоро. Чуть ли не на трапе мне дозвонились ребята. Сам знаешь, везде глаза-уши. Так вот, на лесной дороге километрах в пятидесяти от Цапельки найдены два сгоревших джипа с покойничками. Явно рванули дистанцией. Лесник услышал, позвонил ментам, а они это дело с историей в Цапельке связали и быстро оказались на месте.
— Кто же их?
— Заказчик, кто еще? То ли так с самого начала было задумано, то ли они чего-то узнали и про объект операции, и про заказчика. Как бы ни было, транспорт не проверили, вот и все. А в лес заехали — верно, там обещали их вертушкой забрать. Так что, когда подробности растекутся, новую такую же команду набрать будет непросто. Но все равно теперь все поездки будем согласовывать.
— Как скажешь, отец-командир, — ответил Столбов.
Из журналистского расследования Аркадия Мастодонтова:
— Чтобы понять сущность реки, необходимо приглядеться к истокам. Свою коммерческую деятельность г-н Столбов начал в Афганистане. Как нетрудно догадаться, предметом торговли были советские боеприпасы, а партнеры — моджахеды.
На экране появилось лицо с практически заретушированными любыми признаками рода человеческого. Существо гундосило, используя какой-то совсем уж одиозный искажатор голоса.
— Ну да, Столбов в полку как раз и был на связи с духами, — сказала фигура. — Поговаривали даже, что иногда…
— Учитывая дальнейшие этапы биографии Столбова, вряд ли хоть кто-нибудь станет спорить, что человек проявил незаурядное мужество, согласившись хоть что-то публично вспомнить о столь популярном ныне своем однополчанине. Лично я буду настаивать, чтобы он стал участником федеральной программы защиты свидетелей. Тот, кто не понаслышке знает о замашках Столбова и столбовцев, вряд ли станет в этом сомневаться.
На экране замелькали картинки митингов, бесконечных очередей, накрытое брезентом тело. Натяжно взревели горны, по экрану протянулись две пунктирные красные линии, декорированные гравюрными кольями с отрубленными головами или посаженными на них людьми.
Трубы прибавили злости, и на зрителя выплыли огромные багровые буквы: «СТОЛБОВАЯ ДОРОГА».
Мокрый ноябрьский вечер пришел в город. Может, в миллионник — Москву, Питер, Нижний Новгород. Может, в большой областной центр — Челябинск, Вологду, Тулу. А может, и в обычный райцентр или моногород, в каких как раз и живет в основном народ России.
В окнах зажжется свет. Иногда еще раньше, чем свет, — голубой экран. Но некоторые окна в восемь вечера погаснут, и будет видна свеча, горящая за стеклом. Как в дымном Питере, когда спасателям сигналили: в квартире есть люди, которых надо вывозить в первую очередь.
В некоторых городах в квартиры, где окна со свечками, позвонит человек из ЖЭК и, краснея от стыда, будет выпытывать: почему не уплачена квартплата, почему перепрофилирован балкон, всегда ли ваша собака гуляет в наморднике? В других городах по окнам со свечками будут стрелять из пневматических ружей. Могут кинуть камень. Или просто нагадят на коврик у дверей.
Но это не действует. Наступает новый вечер, и в 20.00 в городе зажигается на двадцать — тридцать свечек больше, чем вчера.