Потом еще один выступавший, мужичок с юношеским телом и мордой пожилого евнуха, рассказал об успехах контрпропаганды. Или проблемах. Все заслуженные телекиллеры вступили в бой: кто сразу, кто поднапрягся и сделал целое телевизионное разоблачение. Новая программа Леонтьича «Пятиминутка любви» теперь выходила семь раз в неделю. Даже ветеран убойных кадров Саша Неврозов сделал передачу «О нехорошем отношении к лошадям» — о том, как в детской конно-спортивной школе Зимовца породистый жеребец сломал правую переднюю ногу.
Отдача, правда, была малая, а иной раз и отрицательная. Каждое утро пробудившихся телезрителей мучили телефонными опросами: «Что вам запомнилось вчерашним вечером?» — и обычным был ответ по Станиславскому: «Не верим». К примеру, как ни старались Мастодонт и Поренко обыграть покушение, которое Столбов, само собой, сам же и устроил, ни чего не вышло. Рейтинги теряли только передачи, а с ними и каналы.
— Короче, — подвел итог Бобров, — все плохо или совсем плохо. Резюмирующая часть: справиться с проблемой по имени Столбов методами публичной политики невозможно. Мне придется встретиться с Нашим и сказать ему, что без серьезного политического решения не обойтись. Надеюсь, вас, мудаков, и меня заодно он простит. Но лучше не надеяться и продолжать работать. Как сказал классик, все выше награды работникам и больше их успехи, все страшнее наказания для неудачников.
Совещание закончилось. Как всегда, осталась небольшая группа.
— Сергеич, — обратился Бобров к старому недругу Столбова, — я крепкий вздрюч получил. За что? За то, что в этой, как его, Цапельке сильно наговняли… В следующий раз разрешаю действовать лишь наверняка. Чтобы сам был на точке! Чтобы пощупал труп и сам сделал контроль. — Сергеич отметил, что собеседник по природной интеллигентности избегает слова «выстрел». — Чтобы или результат, или на глаза мне больше не попадайся! Кстати, я Нашему еще не говорил, что это с тебя все началось.
Сергеич хотел возразить с легким шутливым возмущением. Посмотрел в глаза собеседнику и не стал. Бобров был действительно озабочен — не тронь.
— Неужели совсем нет шанса его информацией мочкануть? — спросил Вася, советник узкого круга. — Если выйдет складно, на неделе замочим по международке, но это надо так подать, чтобы вся страна прониклась. Чтобы все поняли: Столбов — агент влияния Вашингтона. У меня больше надежды на другой проект. Один товарищ вышел на меня — бывший следак. Он расследовал финансовые грешки Столбова и кое-что накопал. Заодно идея родилась.
Из большого интервью Столбова:
Не могу не задать вопрос от Ильи Иосифовича из Хайфы: как вы относитесь к евреям и как к ним будут относиться в России, если партия «Вера» придет к власти?
Очень просто: будет можно и работать, и торговать, и писать стихи. Воровать будет запрещено. Впрочем, как мне известно, это евреям запрещено в Израиле тоже. Считайте, что я ответил на вопрос, как отношусь к чеченцам, эстонцам, португальцам, таджикам, индийцам, бурятам, японцам и т. д.
— Здравствуйте, Анатолий Дмитриевич. Не балуете вы меня вниманием последнее время.
Президент не ответил. Столбов догадался: хотел отшутиться, но не смог. Или чувство юмора отказало, или счел шутку уместной не больше чем глазурную завитушку на черной зековской пайке.
И действительно, голос главы государства был выверенным, механическим, будто по бумажке читал.
— Михаил Викторович. Мы посовещались и приняли решение: прекратить эксперимент в рамках политической модернизации.
— «Мы» — это вы и Премьер? — спросил Столбов. Невнятный звук в трубке следовало засчитывать за кивок.
— Каких же конкретных действий вы ждете от меня? — спросил Столбов. И подумал: понятно, почему не хочет встретиться и посмотреть в глаза.
— Свернуть всю пропагандистскую работу. Расформировать агитационную сеть. Сотрудникам выплатить зарплату до конца месяца и обещанные премиальные — деньги на это будут. Скорее всего, образуется определенный остаток денег, можете оставить…
— Прервать будет непросто. Большинство сотрудников — волонтеры, и агитируют они за партию, так что могут и не послушать.
Собеседник вздохнул. Не потому, что этого не знал, — как раз знал. Настало время перейти к самому грустному.
— Дальше вам придется выступить с телеобращением к своим сторонникам. Ничего обидного говорить не придется. Просто поблагодарить их, сказать несколько слов о стабильности. О том, что не нужно раскачивать лодку и сбивать корабль с курса. Сказать, что идеология вашей партии ничем не отличается от идеологии «Единой России». И завершить: каждый, кто голосует за «Единую Россию», тем самым голосует за партию «Вера».
— Это все?
— Как говорил великий адвокат, «Все могло быть значительно хуже», — первый раз пошутил глава государства, и его голос чуть очеловечился. — Вообще-то вам предлагался покаянный комплекс. Вам следовало возложить венок к могиле Сталина начать сбор подписей за перенос тело Ленина в Музей криминалистики с экспонированием в отделе маньяков, а также посетить Израиль и встретиться с родственником.
— Чьим? — спросил Столбов.
— Вашим, чьим же еще? Вам бы его подобрали за два дня. Одним словом, публично запалить вас перед либералами, коммунистами и дурными патриотами. Заметьте, выход к публике с расстегнутой ширинкой и визит в гей-клуб не предлагались.
— Спасибо за счастливую старость, — от души ответил Столбов. — Так что же я получу за весь этот эксгибиционизм?