Битва за Кремль - Страница 14

— Беспредел это, — произнес Колян. Не сказал, конечно, а с трудом вытянул слова, будто рот неплотно обмотали скотчем.

— Беспредел — вернуться домой и сразу же напасть на незнакомую женщину, — возразил Очкарик.

Колян хотел что-то ответить, но дискуссии не вышло.

— Давай, отвечай, не тяни, — оборвал Седой. — Поздно уже, даже взрослым спать пора. Или убираешься и больше сюда ни ногой. Или остаешься и забываешь все, чему тебя научила зона и наши философы в законе.

Пахан, к которому относились последние слова, чуть вздрогнул. В разговор не встревал и, как заметила Таня, во время просмотра документальных ужасов озирался со стандартной тоской мелкого предателя.

— Согласен, остаюсь.

— Повтори четко. — Очкарик включил камеру. — Обещаю не хулиганить, не воровать, соблюдать закон, честно работать.

Татьяна, давно ожидавшая этого момента, сама успела сфоткать мобильником Седого так, что ее щелчок совпал с включением камеры.

Колян повторил без запинки.

— Зачет. А дальше…

Дальше в комнату вошел пожилой майор милиции. Наблюдая, как ребята «эскадрона» здороваются с ним, Татьяна поняла, что это Андреич, начальник РУВД.

— Поговорили? — спросил он.

— Да, — ответил Очкарик. — Гражданин все понял. Пообещал больше нервы не трепать.

— И добро. Скажите, — это Татьяне, — у вас есть претензии к гражданину Смирнову?

— Нет. Но есть вопрос — к вам.

— Чуть позже, — ответил Андреич. — Значит, свободный гражданин Смирнов, какие у тебя планы?

— Ну…. На работу устроиться, как же еще…

— Хороший план. Тогда, гражданин Смирнов, раз у потерпевшей претензий к тебе нет, мы твои планы тоже портить не будем. Улица Победы, восемнадцать, Центр занятости. Придешь, подберешь вакансию, возьмешь направление. Или сразу на работу, или на курсы, как хочешь.

Седой протянул зэку бумажку.

— А в шесть вечера позвони по этому номеру и скажи, как успехи в трудоустройстве. Не позвонишь — завтра же встретимся снова. В последний раз. А теперь, гражданин Смирнов, слушай сюда внимательно, как никогда. — Седой наклонился над Коляном, от его позы, от его голоса повеяло нешуточной угрозой. — У нас все всерьез. Мы — не правительство. Это они говорят, а не делают, шлепают законы, а исполнить их не могут, это они за слова не отвечают. Мы сказали «Очистим город от швали», и мы его очистили. Мы сказали, пусть вокруг живут, как хотят, а мы будем жить как люди, и мы живем. Раз мы говорим, что с тобой по-хорошему в последний раз, значит, и будет в последний. Усек, Колян?

Веско сказал, признала Татьяна. И даже не столько в самих словах спрессована была вескость, сколько в интонации, во взгляде и еще в чем-то трудноуловимом, что называют иногда энергетикой. Энергетика от Седого так и перла.

Если уж Татьяна ее уловила, то Коляна с его обостренным зэковским чутьем на силу должно было просто обжечь. «Любопытные персонажи обитают в этом Зимовце», — отметила Таня.

Колян промычал нечто нечленораздельное. При этом он без всякой надежды посмотрел на вошедшего милицейского майора — не сочтет ли тот происходящее нарушением закона.

— Иди домой, — сказал Андреич. — С завтрашнего утра начинаешь новую жизнь.

Колян потащился к выходу. Пахан столь же уныло сидел на месте, как свадебный генерал или баянист того же назначения, которого возят от торжества к торжеству без особого согласия.

Очкарик повернулся к Тане:

— Татьяна Анатольевна, — тон был не наигранно вежлив, — мы приносим вам свои извинения за это неприятное происшествие.

— Не за что. Будь я волшебницей, не смогла бы превратить современный русский промышленный город в сказочное королевство, по которому в любое время суток сможет пройти девушка с мешком золота.

«Эскадрон» улыбнулся. Правда, Верзила и Очкарик с секундным запозданием, дождавшись улыбки Седого. Тот, верно, прежде слышал о таком историческом критерии общественной безопасности.

— Все равно, — сказал он, — мы понимаем, что вы — особый случай. Ведь вы журналист, да? Мы хотим, чтобы у вас остались о вашем городе самые лучшие воспоминания.

— Хорошо, — не задумываясь, ответила Таня, — я бы хотела встретиться со Столбовым и взять у него интервью. — И, поддавшись наитию, добавила: — Ведь вы же от него?

* * *

Все сели по своим машинам и разъехались в разные стороны. Значит, когда их вызвали, не тусовались в одном месте, как иные бригады, вызываемые на пожарные случаи. В машину к Верзиле подсел Пахан, верно, чтобы его доставили туда, откуда и забрали, — Таня сомневалась, что он явился в РОВД по своей воле.

До гостиницы Таню подвез Очкарик. Он сказал, что в такое время Михаила Викторовича можно беспокоить лишь из-за реального ЧП (Таня не стала уточнять, в масштабах чего — района, области, страны?), но на просьбу побеседовать с журналисткой столь авторитетного столичного издания, как журнал «Наблюдатель», Михаил Викторович откликнется.

Кроме этого обещания, Татьяна больше не добилась ничего. К примеру, так и не узнала, кто же такой господин Столбов? «Владелец лесхоза „Новый луч“, председатель общества „Афган“, — ответил Очкарик, — человек очень уважаемый». Нюансов не последовало.

Татьяна все же осмелилась спросить про фото и видеоархив, продемонстрированный на ее глазах бедолаге Коляну. Очкарик ответил не сразу. По его лицу пробежала недовольная гримаса. Будто хотел сказать: «Ну почему олух-летеха не предупредил меня, что свидетелем нашей беседы является журналистка?» Потом сказал так: нарезку из голливудских ужастиков. При этом слегка улыбался и больше на эту тему не говорил, лишь заметил: «Лучше спросите Михаила Викторовича».